По Гегелю, на его эпохе кончилась история, а на его философии закончилось развитие абсолютного духа. Если история -- это прогресс в сознании свободы, то на осознании того, что свободны все, история должна закончиться, дальше это осознание должно распространяться по миру, пускай и не мирными средствами (что и происходило). Что касается философии, то, по Гегелю, после построения его системы можно лишь оторвать от неё части, перекомпоновать и противопоставить целому. А вся предыдущая философия существовала для того, чтобы появилась система Гегеля и включила её в себя как свои моменты.
Если верить Матвейчеву, то мы все живём по Гегелю: Запад всё ещё экспортирует ценности "свободы и демократии", а господствующий постмодернизм повозглашает, что нельзя создать ничего нового, можно только перекомбинировать старое. Также мы все живём по Ницше: мотив "вечного возвращения" также проглядывается в постмодернизме, большая часть человечества -- ницшеанские рабы, а ницшеанские господа дают им ценности, совершенно на них не оглядываясь и не засвечиваясь. В эпоху СМИ и массового сознания это проявляется особенно сильно.
Следующая эпоха должна, согласно Матвейчеву, жить по Хайдеггеру. Что это значит -- не очень понятно, но попытаюсь вообразить.
читать дальшеХайдеггер в эпоху субъектоцентризма снова вводит "объективное" -- бытие, и в некотором смысле уравнивает в правах бытие (мир) и человека. Они встречаются в Dasein -- "наличном бытии", "здесь и сейчас", "сиюбытности". Сущность человека -- в эк-зистировании, выходе за своё стояние, прорыве. Бытие же почему-то желает проявиться. Поэтому подлинное Dasein проявляет сущность человека и истину бытия. Истину Хайдеггер понимает как несокрытость, единство проявленного и того, что осталось тайным. Dasein подобны словам в книге -- свой смысл получают только когда взаимодействуют с другими. Но чтобы не потерять себя и свою сущность среди других, Dasein должно постоянно осознавать свою конечность. Притом конечен не только человек, но и бытие, которое является временным, то есть меняющимся с течением времени.
Это всё "ранний" Хайдеггер. "Поздний" не отрекается от своего прошлого учения, но вводит важное дополнение: язык -- дом бытия, а человек -- его сосед в этом доме. Ответ на самый важный вопрос метафизики -- "Почему есть что-то, а не ничто?" -- определяет всю метафизику эпохи и всё, что из неё вытекает. Хайдеггер идёт ещё дальше и говорит, что характер ответа на этот вопрос определяется тем, как мы понимаем глагол "быть" -- основной глагол любого языка. В Античности, по Хайдеггеру, "быть" значило произрастать из своего истока, в Средневековье -- быть сотворённым, в Новое время -- являться. Следуя этой же логике, можно сказать, что сейчас "быть" означает "быть по договорённости", и не важно, является ли эта договорённость общим согласием или молчаливым принятием чьего-то мнения.
Следовательно, в следующую эпоху глагол "быть" должен быть переопределён. Его понимание не должно быть настолько тесно связано с глаголом "являться" (то есть, как раз, быть данным). Если в Новое время подмена бытия и явления работала, так как человек рассматривался как трансцендентальный (лежащий в основании, доопытный) субъект, то сейчас под человеком понимают эмпирического человека, обусловленного своим прошлым и настоящим. То, что ему является, также обусловлено этим, поэтому глагол "быть" приобрёл оттенок "быть по договорённости". Единственный способ стабилизировать то, что является -- это, в принципе, пойти путём Хайдеггера: в одном понятии соединить явление и то, что за ним стоит, с тем, кому оно является. В некотором смысле "быть" должно значить "проявиться", и в проявлении должно содержаться, что проявляется, кому проявляется (кто проявляет) и как проявляется. Бытие как проявление не отрицает бытие как явление и бытие по договорённости, но постулирует гарант адекватности наших представлений -- относительно текучий, относительно стабильный. Но этот гарант уравновесит неопределённый хаос "бытия по договорённости".
К каким последствиям приведёт использование глагола "быть" в качестве "проявляться"? Трудно сказать. Сам Хайдеггер, по словам Матвейчева (который, кстати, курирует сайт heidegger.ru), за 60 томов из своего 100-томного собрания сочинений выдал лишь одно этическое суждение -- он призвал мыслить. Но мыслить не в смысле практическом, а в смысле "поэтическом", то есть он призывал творить, так как в творчестве сильнее всего проявляется истина бытия и, поэтому, раскрывается сущность человека. Что интересно, он в этом смысли приравнивал создание творения и его созерцание.
Итак, какой будет тогда эпоха, где "быть" значит "проявиться"? Для обычного человека может ничего и не поменяться -- он может и не заметить разницы в употреблении слов и влияние этой разницы. Но если подходить к вопросу глобально, то я могу выделить следующее:
1) Прикладная наука перестанет стремиться к псевдонауке и помирится с фундаментальной. Сейчас мы наблюдаем, что псевдонаука стремится объявить себя равной традиционной науке, которая это равенство не признаёт. Сама же фундаментальная наука становится всё сильнее оторванной от реальной практики. Прикладная же наука стремится к решению задач, не заботясь о том, что лежит в глубине используемых процессов и операций, в связи с чем ей всё равно, уравняются ли фундаментальная наука с псевдонаукой или нет. Взаимоотношения этих трёх отраслей знания как раз отражают следствие понимания бытия как бытия по договорённости. Вернее, что бывает, если не хотят договариваться, а надо. Если же результаты прикладной науки будут пониматься как проявления, то встанет резонный вопрос: проявления чего? А на этот вопрос будет отвечать фундаментальная наука.
2) Новый этап во взаимоотношении теории и практики. Нередко встречается убеждение, что никакая теория не в состоянии схватить реальность, а потому всякая теория стоит одна другой. Особенно сильно это проявляется на фондовом рынке, который имеет огромное значение для экономики и о который ломаются прогнозирующие теории. Сейчас сделала огромный шаг вперёд: она не только рассматривает свой предмет, но и прогнозирует то, как этот объект изменится от своего влияния. Это -- качественно новый этап в теоретизировании. Его развитие идеально укладывается в картину бытия как проявления и позволит упрочить позиции теоретического знания. А это также означает и изменение системы образования, которое будет преподавать теории нового типа.
3) Могучий расцвет философии. XX век подарил миру больше философов и направлений, чем любая из предыдущих эпох, кроме Античности. Следующая эпоха будет не менее богатой. Следует вспомнить максиму неоконфуцианства: "Не бывает правильных учений, бывают хорошие учителя". Учитель в неоконфуцианстве должен передать не столько учение, сколько неуловимое состояние души, которое нельзя схватить при помощи мысли. Новая эпоха попытается преодолеть эту максиму. Сущность человека и истина бытия проявляются в мысли, в творчестве, а истина -- единство открытого и тайного, "несокрытое". Таким образом, учитель должен будет не только передать доктрину и/или состояние души, его целью будет сделать так, чтобы ученик через свою мысль пришёл к некой "истине", то есть к осознанию того, что он для себя открыл и что для него осталось не проявленным, но прочувствованным. Иными словами, в новую эпоху будет буйство философских школ и направлений, где философией будут заниматься коллективно, но через индивидуальный "прорыв к бытию".
4) Ещё большая близость к катастрофе. Есть кое-что особенное в текущей эпохе: появилась реальная угроза того, что вся жизнь на Земле вымрет от ядерной войны. Сейчас страх перед этим притупился, но раньше он был гораздо сильнее. Мир стал постоянно находиться на грани катастрофы. В новую эпоху ощущение близости к ней станет ещё сильнее. Как конкретно -- сейчас неизвестно. Но это напряжение в некотором смысле станет постоянным спутником подъёма философии и даже его условием.
Эта "новая эпоха" придёт внезапно -- люди мыслящие вдруг увидят, насколько всё изменилось со времён прошлой эпохи, хотя, вроде бы, всё текло своим чередом. Но когда-нибудь настанет и её конец, и кто-нибудь из философов её прорвёт. Пускай его идеи оживут в жизни людей лишь спустя десятки (а то и сотни) лет, но они оживут, и эпоха изменится. Меня как раз интересует то, в каком направлении будет совершён прорыв. Ведь действие моей книги происходит как бы через много лет, а то и столетий после нашей эпохи, то есть в то время, которое я и назвал "новой эпохой". Следовательно, там должен намечаться тот самый новый прорыв. И я даже примерно наметил его направление... но пока про это говорить ещё рано.